Всемирная революция форм общественной жизни человечества пользуется перерождением психики людей и человечества, происходящим на протяжении последних десятилетий. Имя этому перерождению - большевизм.
С балкона дома КшесинскоЙ Ленин провозгласил российскому народу свободу выявления максимализма в политике, в социальной жизни, в личной жизни и во внутренней жизни человека: дозволено все - от грабежа «награбленного» до полового разврата. Большевизм перестал быть доктриной ленинского крыла социал-демократической партии, но стал психическим поветрием. К большевизму тянется всяк, кто обижен жизнью, кто живет в нужде и не желает с этим мириться, кто лишен чего-то, что кажется ему необходимым, кого гнетет зависимость от кого-либо, кто чувствует себя национально порабощенным, в ком нарастает страстная мстительность, в ком эта страстность выкорчевывает унаследования верования и подавляет природные добрые задатки.
Люди, проделавшие две всемирные войны и прочувствовавшие непосредственно или при посредстве газет и радио десятки локальных войн и политических переворотов, недоворотов, заворотов, экономических кризисов, перемен конъюнктуры, народнохозяйственных депрессий, девальваций, пережившие, как жертвы или как свидетели, депортации, репатриации, эвакуации, утомились жить, утратили смысл жиз-ни, впали в безысходный пессимизм. А молодежь, в нервных условиях современности преждевременно достигающая полового, морального, умственного, социального, политического созревания, живет без идеалов, без идей. Беспризорные дети «промотавшихся отцов» стоят пред призраком атомного всеуничтожения и усваивают простую жизненную философию: «Жизнь коротка - пользуйся ею!» Отсюда бешенство эгоцентризма; отсюда - потребность в насильнических действиях, в иррациональных, беспричинных буйствах; отсюда - экзальтированный материализм, сопряженный с ни-гилизмом (не с тем базаровским, позерским, снобистским, а с трагическим нигилизмом людей, для которых прошедшие века, годы и дни - nihil, настоящее - nihil и, что ужаснее всего, будущее - nihil).
Опустошенные души старших поколений и нигилистические души молодежи - вот тучная нива, на которой произрастает большевизм. Это пагубное терние заглушило в людских массах ростки общественных начал, и старое определение «человек есть животное общественное» стало условным: общественным бывает лишь в моменты, когда в нем конструктивная часть коммунистической программы: их пробудят дремлющие или крепко спящие силы Добра, а вообще же он животное стадное.
Большевизм изломал психику народных масс. Поэтому в каждом народном движении нашего времени - революционном, ре-революциоииом, контрреволюционном - неизбежна примесь или хотя бы налет большевизма. Гитлер национал-большевик, Неру -
космополитоболышевик, Рузвельт - демократобольшевик, Фарук - монархобольшевик. Покуда большевизм смешивали с ленино-сталинским коммунизмом, оскорбительным и чудовищным было наименование «большевик справа», но профессор И. А. Ильин разграничил понятия (большевизм - это брожение, коммунизм - это консолидация), и теперь нет диффамации в словах «большевизанствующий капитализм», «пробольшевицкий парламентаризм», «либерал большевик», «большевик справа». Почти каждая политическая и социальная группа, почти каждое рационалистическое или идеалистическое движение носят в себе бациллы большевизма, ибо они повсеместны. Даже Хартия прав человека, провозглашенная 10.11.1948 г. наивно-гуманными представителями 58 государств, имеет большевицкий душок: она, как речь бессовестного демагога, кричит о множестве прав и умалчивает об обязанностях - это именно и характерно для большевицкого миропонимания, охватившего свет.
Большевизм, т. е. психическое состояние брожения, консолидируется в тоталитаризме, из разновидностей которого коммунизм является наиболее организованным и наиболее активным во всемирной революции. Коммунизм дает большевицки настроенным людям политическую, социальную и моральную программу и таким образом их революционное мышление и чувствование превращает в революционное делание.
Улица Курфюрстендамм в западной части Берлина восстановлена постройкой огромных, роскошных домов, а на главной улице восточного сектора города коммунистами возведены лишь фасадные комнаты домов, скрывающие развалины, не устраненные с 1945 г. Немцы знают об этом доказательстве преимуществ свободного творчества над социалистическим, и все же 40% немцев в Западной Германии голосуют за социалистическую партию. Мир знает лживость коммунизма, но много людей в мире коммунистично или прокоммунистично. И это потому, что людей не интересует привлекает ее деструктивная часть. Префект Парижской полиции сказал однажды: «думаю, что мой отец подал голос за коммунистическую партию: он недоволен нынешним правительством». Всяк с основанием или без основания недовольный законом, властью, жизненными условиями, или своими личными обстоятельствами, или просто самим собой тяготеет к коммунизму, как к протесту, как к надежде на перемену. На перемену к лучшему или к худшему, все равно, лишь бы не стало того, что ныне стало невыносимым. Эта потребность к протесту, к переменам ради перемен разломала бы уже и коммунизм, если бы он не ограждал себя полутеррором в партии и террором вне ее.
Коммунистическому революционному движению противопоставляется демократия. Но демократия изъедена большевизмом, как старый халат молью. Что осталось от форму-лы «свобода, равенство, братство»? Кто требует свободы, но не признает ограничения ее совестью, законом или чьим-либо авторитетом, тот идет к анархии. «Я часто просматри-ваю свою совесть», - солгал однажды Черчилль: у него, как и у большинства политиков, кормчим души стоит не совесть, а популярность. Законы же перестали быть якорями отечества, потому что они продиктованы не сознанием о благе государства, а расчетом выгоды для той или иной комбинации партий. Авторитет демократических вожаков вспыхивает болотными огоньками и затухает: где блеснувший было Мендес-Франс? Где Пужад, воитель против налогов? Долго ли будет блистать авторитет де Голля?
Демократия была тиранической. Ее инквизиция отличалась от папской лишь тем, что жгла людей не на дровах, а на столбцах газет. В России демократия требовала преклонения перед графом Львом Толстым и пренебрежения к графу Алексею Толстому, одобрения писаний Короленко и порицания Лескова. Ныне демократия не деспотствует. Она уже не нападает, но обороняется. Теряет позицию за позицией в политике, в социальной жизни, в экономике, в философии. Хербарт писал (1806): «Этика указывает путь, педагогика - цель». Где теперь выявлялась этика демократии? В Тегеране и Ялте? В Лиенце? Или в Индии, где примернейший демократ сделал Далай-ламу узником? Этика стала диалектикой. А педагогика уступила свои целеуказательные функции пропаганде. Кто ныне помнит о Песталоцци? А о Геббельсе помнят.
Демократия, защищаясь от коммунизма, углубляющего всемирную революцию, сама ее углубляет: Англия, Франция, Бельгия торопятся сломать колониальную систему, пока ее не сломали сами колонии; США и Англия рубят устои капиталистической системы, прижимая финансовых магнатов налогами; Германия конструирует войско без воинствен-ности (милитаризма); Сиаак в Бельгии превратил короля в марионетку; Швеция стала социалистической монархией. Организация Объединенных Наций при помощи ЮНЕСКО пытается стереть различия национальных культур.
Христианство пассивно противится большевизму и коммунизму. От него откололись группы и сдружились с движениями всемирного переворота. Кентерберийский декан Хьюелт Джонсон, не понимающий, что не может быть христианства без веры во Христа, уверяет, что «Советский Союз, Китай и все восточные земли - христианство на практике». Не столь кощунственно, но в том же духе готово мыслить Экуменическое движение. Христианскую мораль подрывает с коммунизмом прямо не связанное атеистическое движение в землях Свободного мира: атеизм из снобистского неверия прошлого века превратился в популярную веру, что недопустимо верить в Бога.
Масонство, хотя и не массовое движение, играет на сцене всемирной революции большую роль, как сила антихристианская, антинациональная и антигосударственная. К той же цели дисквалифицирования государства, нации стремится космополитическое движение: пока только один чудак или шарлатан объявил себя «гражданином мира», но множество людей, не объявляя этого, чувствуют себя выросшими из своего на-ционального костюма. Сильнейшей колонной интернационализма является социализм, стремящийся разделение мира на государства заменить разделением на пласт профессионалов труда и пласт профессионалов капитала. Строительство социализма не удалось Ленину, Сталину и Хрущеву, но это не уменьшает апломба социализма, думающего, что Олленхауэр, Молле, Пенни, Мок, Спаак, Бевин, а может быть, троцкиста знают хороший способ насаждения социализма.
Пацифизм, превратившийся из гуманитарного Манилова в просоветского Собакевича, усыпляет инстинкт самосохранения свободных народов. Племенные и расовые движения
от бессмысленной хорвато-сербской антипатии до ненависти желтых, коричневых, оливковых, черных народов к белым народам - создают конфликты внутригосударствен-ные (Алжир), двугосударственные (итало-австрийский из-за Южного Тироля) и континентальные (Азия и Африка против Европы). Кафры так же не признают бурских прав на Трансвааль, как арабы не признают еврейских прав на Палестину. Племенные движения переплетаются с экономическим антиколониализмом. Все эти движения рушат остатки старого порядка в мире. Приблизился не только конец старого порядка, приблизился якобы и конец мира. В это начинают мистически верить христиане, что приводит их к осознанию бесполезности борьбы против грядущего Антихриста и его победной революции.
Неофашизм, неонацизм, активные христианские и магометанские группы, антисемитизм, тайные негритянские сообщества отравителей и душителей, троцкизм, титоизм, ревизионизм в коммунизме, нейтрализм удлиняют список движений, в которые вовлечены люди обоих полов, всех возрастов, всех уровней умственного и духовного развития, общественного и имущественного положения, всех видов национальной особенности и государственной принадлежности. Направления этих движений то параллельны, то противоположны, то соприкасаются, то пересекаются. Это многообразие идейных и материалистических устремлений не только способствует всемирной революции, но и создает такие узлы, которые могут оказаться опорными точками всемирной ре-революции. Вспышка юдофобства, внезапной «цепной реакцией» проявившаяся на пространстве от Берлина и Лондона до Вашингтона и Токио и до Буэнос-Айреса, говорит о том, что в психически больном человечестве таятся неожиданности: и новые революционные усилия, и возможности ре-революционной активности.
Евгений Эдуардович Месснер
#история #революция #большевики #коммунисты #мировая_война #колониализм #мнение
С балкона дома КшесинскоЙ Ленин провозгласил российскому народу свободу выявления максимализма в политике, в социальной жизни, в личной жизни и во внутренней жизни человека: дозволено все - от грабежа «награбленного» до полового разврата. Большевизм перестал быть доктриной ленинского крыла социал-демократической партии, но стал психическим поветрием. К большевизму тянется всяк, кто обижен жизнью, кто живет в нужде и не желает с этим мириться, кто лишен чего-то, что кажется ему необходимым, кого гнетет зависимость от кого-либо, кто чувствует себя национально порабощенным, в ком нарастает страстная мстительность, в ком эта страстность выкорчевывает унаследования верования и подавляет природные добрые задатки.
Люди, проделавшие две всемирные войны и прочувствовавшие непосредственно или при посредстве газет и радио десятки локальных войн и политических переворотов, недоворотов, заворотов, экономических кризисов, перемен конъюнктуры, народнохозяйственных депрессий, девальваций, пережившие, как жертвы или как свидетели, депортации, репатриации, эвакуации, утомились жить, утратили смысл жиз-ни, впали в безысходный пессимизм. А молодежь, в нервных условиях современности преждевременно достигающая полового, морального, умственного, социального, политического созревания, живет без идеалов, без идей. Беспризорные дети «промотавшихся отцов» стоят пред призраком атомного всеуничтожения и усваивают простую жизненную философию: «Жизнь коротка - пользуйся ею!» Отсюда бешенство эгоцентризма; отсюда - потребность в насильнических действиях, в иррациональных, беспричинных буйствах; отсюда - экзальтированный материализм, сопряженный с ни-гилизмом (не с тем базаровским, позерским, снобистским, а с трагическим нигилизмом людей, для которых прошедшие века, годы и дни - nihil, настоящее - nihil и, что ужаснее всего, будущее - nihil).
Опустошенные души старших поколений и нигилистические души молодежи - вот тучная нива, на которой произрастает большевизм. Это пагубное терние заглушило в людских массах ростки общественных начал, и старое определение «человек есть животное общественное» стало условным: общественным бывает лишь в моменты, когда в нем конструктивная часть коммунистической программы: их пробудят дремлющие или крепко спящие силы Добра, а вообще же он животное стадное.
Большевизм изломал психику народных масс. Поэтому в каждом народном движении нашего времени - революционном, ре-революциоииом, контрреволюционном - неизбежна примесь или хотя бы налет большевизма. Гитлер национал-большевик, Неру -
космополитоболышевик, Рузвельт - демократобольшевик, Фарук - монархобольшевик. Покуда большевизм смешивали с ленино-сталинским коммунизмом, оскорбительным и чудовищным было наименование «большевик справа», но профессор И. А. Ильин разграничил понятия (большевизм - это брожение, коммунизм - это консолидация), и теперь нет диффамации в словах «большевизанствующий капитализм», «пробольшевицкий парламентаризм», «либерал большевик», «большевик справа». Почти каждая политическая и социальная группа, почти каждое рационалистическое или идеалистическое движение носят в себе бациллы большевизма, ибо они повсеместны. Даже Хартия прав человека, провозглашенная 10.11.1948 г. наивно-гуманными представителями 58 государств, имеет большевицкий душок: она, как речь бессовестного демагога, кричит о множестве прав и умалчивает об обязанностях - это именно и характерно для большевицкого миропонимания, охватившего свет.
Большевизм, т. е. психическое состояние брожения, консолидируется в тоталитаризме, из разновидностей которого коммунизм является наиболее организованным и наиболее активным во всемирной революции. Коммунизм дает большевицки настроенным людям политическую, социальную и моральную программу и таким образом их революционное мышление и чувствование превращает в революционное делание.
Улица Курфюрстендамм в западной части Берлина восстановлена постройкой огромных, роскошных домов, а на главной улице восточного сектора города коммунистами возведены лишь фасадные комнаты домов, скрывающие развалины, не устраненные с 1945 г. Немцы знают об этом доказательстве преимуществ свободного творчества над социалистическим, и все же 40% немцев в Западной Германии голосуют за социалистическую партию. Мир знает лживость коммунизма, но много людей в мире коммунистично или прокоммунистично. И это потому, что людей не интересует привлекает ее деструктивная часть. Префект Парижской полиции сказал однажды: «думаю, что мой отец подал голос за коммунистическую партию: он недоволен нынешним правительством». Всяк с основанием или без основания недовольный законом, властью, жизненными условиями, или своими личными обстоятельствами, или просто самим собой тяготеет к коммунизму, как к протесту, как к надежде на перемену. На перемену к лучшему или к худшему, все равно, лишь бы не стало того, что ныне стало невыносимым. Эта потребность к протесту, к переменам ради перемен разломала бы уже и коммунизм, если бы он не ограждал себя полутеррором в партии и террором вне ее.
Коммунистическому революционному движению противопоставляется демократия. Но демократия изъедена большевизмом, как старый халат молью. Что осталось от форму-лы «свобода, равенство, братство»? Кто требует свободы, но не признает ограничения ее совестью, законом или чьим-либо авторитетом, тот идет к анархии. «Я часто просматри-ваю свою совесть», - солгал однажды Черчилль: у него, как и у большинства политиков, кормчим души стоит не совесть, а популярность. Законы же перестали быть якорями отечества, потому что они продиктованы не сознанием о благе государства, а расчетом выгоды для той или иной комбинации партий. Авторитет демократических вожаков вспыхивает болотными огоньками и затухает: где блеснувший было Мендес-Франс? Где Пужад, воитель против налогов? Долго ли будет блистать авторитет де Голля?
Демократия была тиранической. Ее инквизиция отличалась от папской лишь тем, что жгла людей не на дровах, а на столбцах газет. В России демократия требовала преклонения перед графом Львом Толстым и пренебрежения к графу Алексею Толстому, одобрения писаний Короленко и порицания Лескова. Ныне демократия не деспотствует. Она уже не нападает, но обороняется. Теряет позицию за позицией в политике, в социальной жизни, в экономике, в философии. Хербарт писал (1806): «Этика указывает путь, педагогика - цель». Где теперь выявлялась этика демократии? В Тегеране и Ялте? В Лиенце? Или в Индии, где примернейший демократ сделал Далай-ламу узником? Этика стала диалектикой. А педагогика уступила свои целеуказательные функции пропаганде. Кто ныне помнит о Песталоцци? А о Геббельсе помнят.
Демократия, защищаясь от коммунизма, углубляющего всемирную революцию, сама ее углубляет: Англия, Франция, Бельгия торопятся сломать колониальную систему, пока ее не сломали сами колонии; США и Англия рубят устои капиталистической системы, прижимая финансовых магнатов налогами; Германия конструирует войско без воинствен-ности (милитаризма); Сиаак в Бельгии превратил короля в марионетку; Швеция стала социалистической монархией. Организация Объединенных Наций при помощи ЮНЕСКО пытается стереть различия национальных культур.
Христианство пассивно противится большевизму и коммунизму. От него откололись группы и сдружились с движениями всемирного переворота. Кентерберийский декан Хьюелт Джонсон, не понимающий, что не может быть христианства без веры во Христа, уверяет, что «Советский Союз, Китай и все восточные земли - христианство на практике». Не столь кощунственно, но в том же духе готово мыслить Экуменическое движение. Христианскую мораль подрывает с коммунизмом прямо не связанное атеистическое движение в землях Свободного мира: атеизм из снобистского неверия прошлого века превратился в популярную веру, что недопустимо верить в Бога.
Масонство, хотя и не массовое движение, играет на сцене всемирной революции большую роль, как сила антихристианская, антинациональная и антигосударственная. К той же цели дисквалифицирования государства, нации стремится космополитическое движение: пока только один чудак или шарлатан объявил себя «гражданином мира», но множество людей, не объявляя этого, чувствуют себя выросшими из своего на-ционального костюма. Сильнейшей колонной интернационализма является социализм, стремящийся разделение мира на государства заменить разделением на пласт профессионалов труда и пласт профессионалов капитала. Строительство социализма не удалось Ленину, Сталину и Хрущеву, но это не уменьшает апломба социализма, думающего, что Олленхауэр, Молле, Пенни, Мок, Спаак, Бевин, а может быть, троцкиста знают хороший способ насаждения социализма.
Пацифизм, превратившийся из гуманитарного Манилова в просоветского Собакевича, усыпляет инстинкт самосохранения свободных народов. Племенные и расовые движения
от бессмысленной хорвато-сербской антипатии до ненависти желтых, коричневых, оливковых, черных народов к белым народам - создают конфликты внутригосударствен-ные (Алжир), двугосударственные (итало-австрийский из-за Южного Тироля) и континентальные (Азия и Африка против Европы). Кафры так же не признают бурских прав на Трансвааль, как арабы не признают еврейских прав на Палестину. Племенные движения переплетаются с экономическим антиколониализмом. Все эти движения рушат остатки старого порядка в мире. Приблизился не только конец старого порядка, приблизился якобы и конец мира. В это начинают мистически верить христиане, что приводит их к осознанию бесполезности борьбы против грядущего Антихриста и его победной революции.
Неофашизм, неонацизм, активные христианские и магометанские группы, антисемитизм, тайные негритянские сообщества отравителей и душителей, троцкизм, титоизм, ревизионизм в коммунизме, нейтрализм удлиняют список движений, в которые вовлечены люди обоих полов, всех возрастов, всех уровней умственного и духовного развития, общественного и имущественного положения, всех видов национальной особенности и государственной принадлежности. Направления этих движений то параллельны, то противоположны, то соприкасаются, то пересекаются. Это многообразие идейных и материалистических устремлений не только способствует всемирной революции, но и создает такие узлы, которые могут оказаться опорными точками всемирной ре-революции. Вспышка юдофобства, внезапной «цепной реакцией» проявившаяся на пространстве от Берлина и Лондона до Вашингтона и Токио и до Буэнос-Айреса, говорит о том, что в психически больном человечестве таятся неожиданности: и новые революционные усилия, и возможности ре-революционной активности.
Евгений Эдуардович Месснер
#история #революция #большевики #коммунисты #мировая_война #колониализм #мнение
