Спецслужбы США, СССР, Великобритании постоянно вели охоту за чужими атомными секретами. Об операциях советских разведчиков известно довольно много. Истории о том, как добывали грифованную информацию наши бывшие союзники по антигитлеровской коалиции, чаще всего скупы на подробности. Листанием советских журналов («ЦРУ работало с «Огоньком») охотники за атомными тайнами СССР явно не ограничивались.
В 1950 году к американцам перебежал полковник МВД, получивший у оперативников ЦРУ псевдоним Икар. Он оказался кладезем информации о советском ядерном проекте «Висмут» – использовании предприятий Восточной Германии в атомной программе СССР.
Икар скорее всего спалился
Перебежчик отвечал за материально-техническое снабжение сначала в отделении Первого главного управления (ПГУ), затем в Vismut AG в Саксонии. Он лично знал многих ученых, занятых в атомной программе в Москве и Берлине и оказался весьма словоохотливым информатором. Рассказал, в частности, о том, что за подбор персонала и обеспечение безопасности программы отвечает генерал-лейтенант Павел Мешик. И что под Красноярском строится крупное предприятие атомной промышленности, на которое из Восточной Германии отправляется оборудование с добывающих уран заводов. От Икара также стало известно о существовании предприятия, производящего металлический уран, на окраине Новосибирска.
Теперь уже не установить, почему Икар предложил свои услуги американской разведке. Вероятнее всего такое объяснение: у перебежчика в Восточной Германии оставалась любовница-немка, о которой он сильно тосковал, и из-за нее вернулся из Москвы в советскую зону оккупации. Далее его следы затерялись. Скорее всего дело закончилось обвинением в измене и расстрелом.
Сведения Икара помогли аналитикам ЦРУ персонифицировать сотрудников атомного представительства в Берлине и отследить многие торговые операции. Например, им стало известно о закупке нескольких миллионов квадратных футов тончайшей никелевой проволочной сетки и о том, что по крайней мере одна партия этого товара была поставлена в Москву на адрес п/я 200, то есть конечным получателем были предприятия, участвовавшие в атомной программе. Попытка выяснить, отгружались ли в СССР другие атомные материалы, показала, что все поставки осуществлялись только по московскому адресу Главного управления советского имущества за границей (ГУСИМЗ). В сопроводительных документах значились 9- и 12-значные номера заказов.
Аналитики ЦРУ, вспоминал позднее Генри Ловенгаупт, изучили документацию, выписанную на оборудование для советского коммерческого представительства «Амторг» в Нью-Йорке. Однако к тому времени, когда американцам стала понятна система заказов, в СССР решили ее ужесточить, и работа оперативников ЦРУ была сведена на нет. Но бумаги «Амторга» позволили установить: председатель закупочной комиссии ПГУ Петр Сиденко был в командировке в Восточной Германии с декабря 1946-го по июнь 1948 года. Он прибыл в Соединенные Штаты в том же месяце, что и Анатолий Яковлев, глава цепи атомного шпионажа с участием Гарри Голда и Клауса Фукса.
Вскоре были выявлены и другие интересующие ЦРУ коллеги Сиденко по закупкам: Николай Артемьев, посетивший завод по производству счетчиков Гейгера в ноябре 1946 года и пытавшийся в июне 1947-го приобрести гелиевые искатели утечек, используемые на американских заводах по производству U-235, Николай Свентицкий, специалист в области спектроскопии, и другие. «Товары, закупленные группой Сиденко на сумму около трех миллионов долларов, были идентифицированы как предназначенные для советской атомной программы, включая комплект оборудования для завода по извлечению радия из отходов урановой руды», – пишет американский разведчик Генри Ловенгаупт.
Между строк немецких писем
Американская и английская разведки продолжали собирать информацию, изучать настроения в группах немецких ученых, занятых в советском атомном проекте. Были собраны сотни перехваченных писем («Атомные санатории»), сопоставлялась вся содержащаяся в них информация. Аналитики изучили настроения внутри групп с целью дальнейшей работы с атомщиками, когда тем разрешат вернуться в Германию.
Были установлены семь групп. Ученые под руководством Георга Герца работали в сухумском санатории «Агудзера». Группы фон Арденна и Тиссена находились в санатории «Синоп». Фолльмер со товарищи переехал в Москву, и вернувшийся оттуда военнопленный, участник программы по электронике, подтвердил, что исследователи, перевезенные в советскую столицу, заняты процессами производства тяжелой воды. Специалисты по урану из группы Николауса Риля оставались в Электростали, а он сам после успеха испытательного взрыва в августе 1949 года, в подготовке которого участвовал, был удостоен Сталинской премии и звания Героя Социалистического Труда. Расположения реакторной группы американцы не знали, то же самое насчет биофизиков под руководством доктора Борна, поскольку они выехали из Электростали еще в 1948-м. Только в 1951 году в результате довольно тонкого анализа, проведенного Управлением научной разведки Великобритании, удалось установить, куда их перебазировали. Примерно в двадцати милях от Кыштыма (Южный Урал) функционировал ядерный реактор, где нарабатывали плутоний, и размещение там биофизической группы имело смысл.
Свое открытие британцы сделали, изучая письма на родину сотрудников доктора Борна. Особое внимание уделялось описанию пейзажей, погоды и уличной температуры. Сопоставляя информацию, аналитики склонялись к тому, что речь идет об Уральском регионе. Слова о погоде в определенный день сравнивали с синоптическими картами Советского Союза. В результате нескольких десятков совмещений стало ясно, что только один регион Урала, расположенный примерно в 100–200 милях к северу и югу от Свердловска, соответствует всей полученной информации.
Как вышли на Свердловск
Особое внимание привлекло письмо сотрудника группы Борна доктора Ринтелена о поездке из Сухуми на Урал: «После первого долгого путешествия на поезде 10 декабря с утра до вечера у нас была возможность купить теплую одежду, проехать на метро и автобусе и посидеть в хороших кафе... Вечером мы снова отправились в путь и прибыли 12 декабря в очередной крупный город. На следующий вечер мы проехали еще пять часов на поезде и 14 декабря прибыли сюда после двухчасового автобусного путешествия».
Англичане быстро выяснили, что приятная остановка 10 декабря была в Москве. Вечером из советской столицы, если предположить, что большой город – Пермь, отправлялись три поезда. Два должны были прибыть туда рано утром и поздно вечером 12-го. Зачем Ринтелену томиться целый день в Перми? 12 декабря в 16.20 оттуда отправился вечерний поезд на Северный Урал, который прибывал в Кизел через пять часов, если, конечно, именно этот город – конечный пункт. Уезжай Ринтелен на восток Урала, скажем, в Нижнетагильский район, ему не пришлось бы томиться в Перми. Тогда он бы выбрал для поездки из Москвы один из двух поездов, прибывающих в Пермь утром, чтобы успеть на нижнетагильский, отходивший в 11.50 и прибывавший на место назначения около полуночи того же 12 декабря.
Таким образом, большим городом пересадки с уверенностью можно было назвать только Свердловск. Челябинск выпал из списка, поскольку находился за пределами региона, определенного с помощью метеорологической информации.
Три поезда, отправляющихся из Москвы вечером 10-го, прибывали в Свердловск 12-го в 15.20, 16.09 и 17.02 соответственно. После 18.00 пять поездов выехали из Свердловска в разные пункты назначения, так что вряд ли они интересовали Ринтелена. Два состава до Камышлова (в пяти часах езды от уральской столицы) ежедневно отправлялись из Свердловска в 13.00 и 15.25, так что и этот маршрут признали неподходящим. Однако в 14.20 шел поезд, который через пять часов прибывал в Кыштым. Чтобы попасть на него, Ринтелену пришлось бы остаться в Свердловске на ночь, а в середине зимы на широте 56 градусов поездка с 14.30 до 19.30 вполне могла показаться вечерней. Таким образом, пункт назначения был с высокой вероятностью определен как Кыштым.
Группа Хайнца Позе, судя по письмам, находилась в трех часах езды на автобусе от Москвы, хотя в 1947 году американцы предполагали, что она работает на Урале. Аналитики из Лэнгли, изучая перехваченную почту, выяснили, что до Москвы ученые добираются электричкой, отлично проводят время на берегу реки, а вокруг идет активное строительство. После изучения карт и железнодорожного расписания возникла версия, что реакторщики Позе квартируют в Малоярославецком районе к юго-западу от столицы.
Подняв всю доступную информацию, британцы установили, что под описания и расчеты больше всего подходит станция Обнинское. Электричка из Москвы идет сюда два с половиной часа, пересекает реку Протву. Английские дипломаты получили задание детально изучить этот район Подмосковья. Они выявили десять удовлетворяющих основным условиям населенных пунктов, но некоторые, как Можайск, оказались довольно крупными городами, в других – иное вечернее расписание электричек. Таким образом, станция Obnino, как пишет собиратель ядерных секретов Генри Ловенгаупт («ЦРУ работало с «Огоньком»), оставалась единственно подходящим местом.
В августе 1953 года из окна электрички англичане сумели сфотографировать большие строящиеся здания и вполне завершенное сооружение с воздуходувкой, которая обычно устанавливается при монтаже ядерного реактора. Сличив изображение с немецкой аэрофотосъемкой военного времени, аналитики подсчитали: здание – почти 210 футов высотой. Таким образом, в Лэнгли установили, что именно там находился советский ядерный реактор. В 1954 году в СССР обнародовали информацию о начале эксплуатации первой в мире атомной электростанции в Обнинске.
А в 1952-м британские аналитики определили адрес, по которому отправили в Москву высоковольтный ускоритель для ядерных исследований, построенный в Дрездене. Сопоставив результаты допроса пограничника, сопровождавшего оборудование в Лабораторию № 3, с сообщениями нескольких вернувшихся в ФРГ военнопленных, англичане пришли к выводу, что квартирует она в московском микрорайоне Черемушки. Очевидно, перебежчик Гонг напутал с номерами, когда идентифицировал личность Кикоина и группу в Москве, занимавшуюся разделением изотопов. Тот вместе с Курчатовым работал в Спецлаборатории № 2. А исследованиями в Черемушках руководил известный физик-ядерщик Артем Аликаньян.
Вопрос о нахождении Лаборатории № 2 был закрыт после тщательного изучения Московской телефонной книги 1951 года. Нашлись три номера Лаборатории № 2 Академии наук СССР и фамилии абонентов, среди которых оказались весьма известные – Курчатов и Флеров, вовлеченные в решение урановой проблемы (британцы знали) еще во время войны. Отыскался в списке и телефон Исаака Кикоина.
Иван Домогаров
#ЦРУ #СССР #разведка #спецслужбы #ядерные_объекты #ядерное_оружие #аналитика #история
