В 2017 г. исполнилось 80 лет с начала «Большого террора» - массовых репрессий, которые проводились в СССР в конце 1930-х гг. В памяти современников это жестокое время запечатлелось под названием «ежовщина» — по имени тогдашнего руководителя советского репрессивного аппарата — наркома НКВД Николая Ежова.

И сегодня страшная дата «1937-й год» является символом произвола и беззакония, попрания гуманизма, морали и нравственности, прав и свобод человека.

Эта трагедия не обошла стороной и крымскую землю.

Сразу отметим, события 1937-1938 гг. в условиях советской системы не были исключительными. Их подготовили предыдущие годы жестокости. Репрессии и террор бушевали в стране, начиная с Октябрьского переворота, то затухая, то вновь разгораясь. Краткий период затишья в годы НЭПа, когда кровавые методы на время перестали главенствовать, сменился штурмом и натиском времен «великого перелома» (конец 1920-х- начало 1930-х гг.), реанимировавшего жестокие практики Гражданской войны.

Последующие годы были кипением котла перед большим взрывом, к которому советский режим последовательно шел все первые двадцать лет своей жизни.

На это обратил внимание Александр Солженицын, отметив, что «поток 37-го - 38-го ни единственным не был, ни даже главным, а только может быть - одним из трех самых больших потоков, распиравших мрачные вонючие трубы нашей тюремной канализации»[1].

Несколько сбавив свои обороты в конце 1933 г., маховик репрессий вновь начал набирать силу после того, как 1 декабря 1934 г. в Ленинграде был убит первый руководитель Ленинградского обкома ВКП(б) Сергей Киров. Это убийство было максимально использовано Сталиным для окончательной ликвидации оппозиции и дало начало новой волне репрессий, развернутых по всей стране.

Происходит стремительное расширение полномочий сталинской тайной полиции: по делам о террористических актах вводился упрощенный порядок следствия и вынесения приговоров, включая высшую меру наказания (ВМН); подобные дела рассматривались в суде без участия обвинения и защиты; кассационные жалобы и ходатайства отменялись; расстрельные приговоры предписывалось приводить в исполнение незамедлительно. Всего за два месяца - с декабря 1934 по февраль 1935 г. – в соответствии с новым порядком ведения следствия по делам о терроризме, было осуждено 6 500 человек[2].

Несколько позже, в апреле 1935 г., применение ВМН распространили и на несовершеннолетних. Как и во времена Гражданской войны, вновь широко вводилась практика внесудебного рассмотрения дел, а в случае большого их потока приговоры и расстрелы производились на основании заранее заготовленных списков. С этой целью 27 мая 1935 г. в управлениях НКВД республик, краев, областей были организованы «тройки», на которые распространялись права Особого Совещания[3].

30 марта 1935 г. был принят закон об ответственности членов семей изменников Родины (ЧСИР). Если жена, дочь, сын не отказывались от своего мужа или отца, они подвергались заключению на 8 лет или направлялись в ссылку[4].

Результаты этой политики тотчас не преминули сказаться. Сразу после убийства Кирова были арестованы и осуждены на 10 лет тюремного заключения недавние соперники Сталина – Лев Каменев и Григорий Зиновьев (обоих впоследствии расстреляют).

Несколько групп бывших оппозиционеров были осуждены на закрытых судебных процессах. 26 января 1935 г. Сталин подписал постановление Политбюро о высылке из Ленинграда на север Сибири и в Якутию 663 бывших сторонников Зиновьева. Еще одна группа бывших политических оппонентов вождя в количестве 325 человек переводилась из Ленинграда на работу в другие районы[5].

Не отставали от центра и партийные организации на местах, разоблачая в своих рядах все новых сторонников Троцкого, Каменева и Зиновьева. Симпатии, выраженные по отношению к любой из этих фигур, равно как и согласие с их политическими платформами, фактически расценивались как антисоветская деятельность. Главным троцкистом в Крыму был назван бывший первый председатель ЦИК Крымской АССР, активный участник революции и Гражданской войны, Юрий Гавен. Сам факт совместной работы или просто знакомства с ним служил основанием для ареста десятков человек.

Но бывшие партийные функционеры являлись не единственной и далеко не самой многочисленной категорией граждан, на головы которых обрушился топор государственного террора. Репрессиям подверглись и уцелевшие представители российской дореволюционной элиты. Так, в ходе операции «Бывшие люди», проводившейся в Ленинграде с 28 февраля по 27 марта 1935 г. органы НКВД подвергли арестам, тюремному заключению, ссылке и высылке 11072 человека (4833 глав семей и 6239 членов семей) из числа бывших дворян, царских чиновников, фабрикантов, офицеров, торговцев[6]. В процессе проведения этой масштабной карательной акции особая «тройка» при УНКВД Ленинградской области осудила 4692 человека, из которых 4393 приговорили к расстрелу, а 299 – к тюремному заключению[7].

Аналогичные мероприятия проводились и в других регионах страны.

После убийства Кирова «органы» внимательно отслеживали враждебные высказывания отдельных граждан, и карали за них. Так, в начале 1935 г. Особое Совещание при НКВД СССР приговорило моториста электростанции Фрайдорфа (ныне - пгт. Новоселовское) Ивана Пуля к четырем годам лишения свободы за высказанное неосторожно предположение о причастности Сталина к убийству Кирова. Другой житель Крыма, ветеринарный врач из деревни Капсихор Судакского района, Сергей Казанский за аналогичные суждения был осужден на семь лет[8].

И все же в 1934-1936 гг. репрессии еще не достигли своего апогея. Их пик наступил именно в 1937-1938 гг.

На проходившем в начале 1937 г. февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП (б) Сталин выдвинул тезис о неизбежном обострении классовой борьбы по мере укрепления социализма. Из выступлений и докладов участников пленума выходило, что вся страна наводнена шпионами, диверсантами и вредителями, проникшими на самые высокие должности. В связи с чем, констатировалось, что в деле очистки страны от «вражеских элементов», и в частности, разоблачения «троцкистско-зиновьевского заговора», органы НКВД запоздали, как минимум, на четыре года.

Итоги работы пленума заложили основу будущей оргии насилия, продолжавшейся, по меньшей мере, до ноября 1938 г.

К июлю 1937 г. руководство НКВД, партии и правительства приняли ряд распоряжений, приказов и ведомственных инструкций, направленных на усиление агентурно-оперативной работы, ужесточение режима содержания в тюрьмах и спецпоселениях, расширение полномочий карательных органов.

Установки высшего партийно-советского и чекистского руководства были правильно поняты местными органами.

Еще до начала массовых операций НКВД, официальный старт которым был дан в июле 1937 г., 20 мая 1937 г., выступая на XVIII Крымской областной партийной конференции, тогдашний нарком внутренних дел Крымской АССР Тите Лордкипанидзе доложил, что крымскими чекистами:

«1. Арестовано по делам о политических преступлениях по Kpыму выше 3000 человек (60% из них арестовано по серьезным групповым делам).

2. Раскрыто и ликвидировано 25 шпионских, диверсионных и террористических организаций (в том числе, троцкистских) с общим числом обвиняемых в них - свыше 500 человек.

3. Раскрыто и ликвидировано до 350 контрреволюционных групп с общим количеством участников до 1900 человек (50% из них раскрыто то в городе, 50% в деревне).

4. Арестовано по троцкистским делам - 557 человек.

5. Арестовано по делам о татарской национальности около 300 человек.

6. Арестовано политических преступников, прикрывавшихся партийными билетами- 366 человек.

7. Вскрыто, за последние 3-4 месяца, свыше 20 немецких фашистских организаций, общей численностью до 300 человек»[9].

Забегая вперед, отметим, что, несмотря на свое рвение, Лордкипанидзе вскоре оказался неугоден системе, так как был ставленником прежнего наркома НКВД – Генриха Ягоды. Ежов же предпочитал проводить волю «отца народов» руками своих назначенцев.

22 июня 1937 г. Лордкипанидзе был арестован, а 14 сентября того же года приговорен к ВМН и расстрелян.

После Лордкипанидзе наркомом НКВД Крымской АССР стал Карп Павлов. Приступив 29 июня 1937 г. к исполнению своих служебных обязанностей на посту наркома НКВД Крымской АССР, новый руководитель нашел здесь огромное поле для деятельности. Хотя население полуострова было изрядно прорежено в ходе предыдущих кампаний террора, это не означало уменьшения числа потенциальных, реальных и мнимых «врагов».

После принятия 2 июля 1937 г. постановления Политбюро ЦК ВКП (б) «Об антисоветских элементах», эта директива была доведена до сведения региональных партийных руководителей и начальников управлений НКВД. Предлагалось «взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД». Также предлагалось в течение пяти дней представить в Москву состав «троек» и данные о числе тех, кто подлежал расстрелу или высылке[10]. По линии НКВД СССР за подписью Ежова всем начальникам краевых и областных управлений НКВД 3 июля 1937 г. также была направлена секретная директива за №266, с указанием взять на учет всех «кулаков и уголовников, вернувшихся по отбытии наказания и бежавших из лагерей и ссылок». Всех учтенных следовало подразделить на две категории: первую – «подлежащие аресту и расстрелу», и вторую – «подлежащие высылке в районы по указанию НКВД» [11].

Получив указания Центра, крымское партийно-советское руководство не стало медлить с ответом. 4 июля 1937 г. Крымский обком ВКП (б) одним из первых передал в ЦК шифром постановление о принятии партийной директивы к «руководству и исполнению в установленный срок». В связи с чем, было решено утвердить «тройку» в составе: наркома НКВД Крымской АССР Карпа Павлова (председатель); членов: прокурора Крымской АССР Константина Монатова; 2-го секретаря обкома ВКП (б) Сервера Трупчу[12]. 5 июля 1937 г. этот состав «тройки» был утвержден[13].

9 июля 1937 г. из Крыма в Москву поступила шифровка о примерном числе учтенных «вражеских элементов». А именно: «кулаков, вернувшихся по отбытии наказания, 905 человек, уголовников, вернувшихся по отбытии наказания, 421 человек; кулаков, бежавших из ссылки и лагерей, 870 человек; беглых уголовников 12, учет неполный. Число учтенных первой категории кулаков, наиболее враждебных элементов, подлежащих аресту и расстрелу, 109 человек, уголовников 34 человека; второй категории враждебных элементов, подлежащих высылке кулаков 1103 человек, уголовников 282 человека»[14]. 10 июля 1937 г. Политбюро ЦК ВКП (б) утвердил эти цифры в качестве первоначального «лимита» репрессируемых для Крымской АССР[15].

На основании информации с мест 30 июля 1937 г. НКВД издало оперативный приказ №00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», которым устанавливался упрощенный порядок ведения следствия и рассмотрения дел «тройками». Приговоры выносились заочно, без вызова обвиняемого, а также без участия защиты и обвинения, обжалованию не подлежали. Специально указывалось, что приговоры к расстрелу должны приводиться в исполнение «с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения».

В контингент, подлежащий репрессиям, включались обвиненные в антисоветской деятельности бывшие «кулаки», бежавшие из трудпоселений, скрывающиеся от раскулачивания; социально опасные элементы - участники повстанческих, террористических и бандитских формирований; члены антисоветских партий; бывшие белогвардейцы и уцелевшие царские чиновники; священнослужители («церковники»); сектанты; политические заключенные и т.д.

Все репрессируемые, согласно приказу, разбивались на две категории: первая — подлежащие немедленному аресту и расстрелу, вторая — подлежащие заключению в лагерь или тюрьму на срок от 8 до 10 лет. Для каждой области, края и республики были определены «лимиты» по обеим категориям репрессируемых. Всего предписывалось арестовать 259450 человек, из которых 72950 расстрелять, а 194800 — отправить в лагеря. Однако эти цифры были заведомо неполными, так как в перечне отсутствовал ряд регионов страны. В этой связи приказ давал местным руководителям право запрашивать у Москвы дополнительные «лимиты». Кроме того, заключению в лагеря или высылке могли подвергаться семьи репрессируемых.

Для Крымской АССР был установлен «лимит» в 1500 человек (из которых 300 подлежали репрессии «по первой категории», 1200 – «по второй»)[16], однако уже 31 июля 1937 г. (т.е. на момент утверждения оперативного приказа НКВД №00447 в Политбюро), Павлов отправил в Москву телеграмму, в которой сообщалось о проведенных в ночь с 28 на 29 июля арестах 1655 человек (1019 «кулаков» и 636 уголовников), так что фактически отведенный Центром количественный «лимит» репрессируемых крымскими чекистами был перевыполнен еще до развертывания массовых операций. В связи с чем, Павлов просил увеличить намеченные для ареста «квоты» по обеим категориям. Однако на тот момент в удовлетворении этого ходатайства было отказано[17].

Стараясь оправдать оказанное ему высокое доверие, нарком НКВД автономии не стеснял себя в методах. При нем арестованных избивали; по многу часов заставляли простаивать на ногах; лишали пищи и сна. С подачи Павлова на вооружение местных энкаведистов был взят так называемый «конвейерный метод», когда арестантов часами и днями непрерывно допрашивали сменяющие друг друга следователи. Вмешательство прокуратуры в дела НКВД было строго ограничено. Как написал в своей докладной записке на имя прокурора СССР Андрея Вышинского военный прокурор Черноморского флота Павел Войтеко (впоследствии арестован, осужден, умер в лагере), «товарищ Павлов заявил, что прокурор, в том числе и военный, имеет право знакомиться с материалами следствия только по делам, идущим на рассмотрение «троек» при областных управлениях НКВД об уголовных рецидивистах. Одновременно тов. Павлов высказал пожелание, чтобы прокуроры не посещали внутренние тюрьмы Крыма и не разводили, как он выразился, среди арестованных демократизм»[18].

Успехи наркома на ниве борьбы с «врагами народа» были высоко оценены вышестоящим начальством. В ноябре 1937 г. он был переведен в центральный аппарат НКВД и назначен заместителем директора (а затем и директором) государственного треста «Дальстрой». На этой должности Павлов также показал свою беспощадность. При нем начинается жесткая эксплуатация занятых на строительстве заключенных, продолжительность рабочего дня была увеличена вначале до 11, а потом до 16 часов, обеденный перерыв – сокращен до 20-30 минут. Ужесточились и условия содержания. Для поддержания «трудовой дисциплины» активно применялись репрессивные методы, вплоть до расстрелов.

Как вспоминал Петр Белых, бывший заключенный лагеря на прииске «Ударник», «однажды, когда закончился монтаж промывочных приборов, в сопровождении большой свиты на полигоне появился начальник Дальстроя Павлов. Наш бригадир Константинов официально обратился к нему и отрапортовал о том, что питание плохое, что добротную одежду заменили холодной и что в лагере очень большая смертность. В ответ Павлов заявил, что меры будут приняты. В этот же день Константинов был водворен в изолятор и там заживо заморожен»[19].

На должности начальника Дальстроя Павлов пробудет до 1939 г. В Крым он уже не вернется.

Там временем террор НКВД в Крыму и по всей стране продолжал набирать обороты. Сменивший Павлова осенью 1937 г. Артур Михельсон, превзошел своего предшественника и по жестокости, и по числу арестованных, а также приговоренных к расстрелу. Справедлива оценка авторов научно-редакционной группы «Реабилитированные историей», назвавших Михельсона «одной из самых зловещих фигур ежовщины в Крыму»[20].

До самого конца 1937 г. на территории полуострова шли нескончаемые аресты.

15 октября для Крымской АССР был выделен новый «лимит» на 800 человек (300 - по первой и 500 - по второй). К январю 1938 г. крымский «лимит» достиг 4 тыс. человек[21]. Тюрьмы полуострова были переполнены. Так, если в 1935 г. в них содержалось всего 2700 заключенных, то в 1938 г. их число возросло до 8 756, т.е., на 6 тыс. человек[22].

17 января 1938 г. Михельсон отправил Ежову и его первому заместителю, Михаилу Фриновскому, телеграмму, в которой сообщал, что согласно приказу №00447 в Крыму «изъято и осуждено Тройкой 4000 человек»[23].

При этом отмечалось, что «имевшийся лимит не обеспечил достаточного удара по активному контрреволюционному элементу», в связи с чем Михельсон просил «дать дополнительный лимит пять тысяч, первой категории 1500, второй 3500 человек»[24].

Итог деятельности «тройки» под председательством А. Михельсона известен. За неполных девять месяцев пребывания на посту наркома НКВД Крымской АССР Михельсон подписал приговоры к высшей мере наказания на 2288, и исправительно-трудовым лагерям – на 1596 человек[25].

Жертвами репрессий стали представители практически всех слоев населения: от руководящих партийных работников до крестьян и рабочих. Поводов для ареста было более чем достаточно.

Достаточно было крестьянину иметь лом и гаечный ключ, и его можно было объявить «врагом народа», готовившим по заданию иностранной разведки террористический акт на железнодорожном транспорте.

Характерный пример. Во время уборки урожая в Кировском районе от короткого замыкания сгорел комбайн, а вместе с ним и 23 гектара посевов пшеницы. По факту возбудили уголовное дело, которому быстро придали политическую окраску, расширив круг арестованных до 7 человек. Итог: пятерых приговорили к расстрелу, 2 – к лишению свободы сроком на 10 лет[26].

Уничтожались и уцелевшие представители российской дореволюционной элиты, так называемые «бывшие люди». Особенно страшный удар был нанесен по Русской Православной Церкви.

В ходе репрессий конца 1930-х гг. вся церковная структура Крымской епархии подверглась разгрому.

Одним из главных направлений репрессий 1937-1938 гг. были так называемые «национальные операции». Преследуя своей целью уничтожение потенциальной «иностранной разведывательной базы», сталинское партийно-советское руководство санкционировало массовые аресты лиц, имевших национальность граничивших с СССР государств. Каждая нация на жаргоне НКВД имела свой ярлык: евреи – троцкисты, немцы – фашисты, татары – националисты, греки – шпионы. В Крыму особенно пострадали местные немцы.

Если среди русских и крымских татар потери в результате репрессий в 1937 г. составили примерно 0,4% от населения, то у немцев этот показатель составил 1,9% – т.е. почти в пять раз больше. В 1938 г. картина оказалась схожей[27].

Всего за период 1937-1938 гг. были арестованы примерно 2500 крымских немцев, т.е. 4,95% их численности по переписи населения 1937 г.[28]

Лимиты в национальных операциях не устанавливались; начальники управлений НКВД на местах получили полную свободу действий. В результате людей арестовали без разбора и в массовом порядке. Осуждение арестованных по национальным линиям первоначально осуществлялось в так называемом «альбомном порядке»: после окончания следствия работники НКВД на местах составляли справки на каждого обвиняемого с предложением о приговоре. Справки, скомплектованные в специальный список («альбом»), подписывали начальник УНКВД и местный прокурор; затем материалы отсылались в Москву, где его должны были окончательно рассматривать и утверждать нарком внутренних дел и прокурор СССР (Ежов и Вышинский) (так называемая «двойка»). После этого список возвращался в регион для исполнения приговоров.

К осени 1938 г. по Крыму в «альбомном порядке» было осуждено 1388 человек, в том числе 874 - к расстрелу[29].

Чтобы ускорить рассмотрение дел обвиняемых, приказом Ежова №00606 от 17 сентября 1938 г. в каждой области/крае/республике были созданы «особые тройки», основная задача которых состояла в том, чтобы разобраться в нерассмотренных «двойками» делах против арестованных до 1 августа 1938 г. представителей национальных диаспор. «Особые тройки» также получили полномочия приговаривать к смертной казни, а также к лагерному и тюремному заключению 5-10 лет[30]. Всего за два месяца своего функционирования созданная в Крымской АССР «особая тройка» вынесла приговоры в отношении 1801 человек, в том числе 1596 - к ВМН[31].

#красныйтеррор #коммунисты #большевики #СССР #история #репрессии #жертвы #Сталин #Ежов #НКВД #ЧК