
Это миф о необходимости и благодетельности уничтожения царской семьи; бессмысленность этого подлого убийства ясна, безусловно, любому нормальному человеку. Однако, много ли таких в нашем безумном мире?
Давно хотелось мне назвать подлое убийство без суда и следствия подлым убийством.
Впрочем, о каком суде может идти речь применительно к больному ребенку, пяти женщинам и четырем слугам, вся вина которых состояла в том лишь, что они не пожелали оставить своего Государя и Его Семью в трагический для Родины час.
Спустя девять лет после трагедии в подвале Ипатьевского дома один из властительных палачей получил заслуженную им пулю, кое-кто сгинул в круговерти сталинского террора чуть позже, а некоторые благополучно дожили до старости и до персональной пенсии.
Давно зрело в моем сердце желание бросить в лицо палачам и их приспешникам свой «железный стих»...
Вещь, написанная на высокой ноте, почти на крике, за редким исключением, не приемлет двусмысленности и второго дна. Возможно, кто-то усмотрит в этом обстоятельстве недостаток поэмы.
Есть, однако же, темы, противоположные всякой двусмысленности и растеканию мыслью по древу.
Убийство Государя и Августейшей Семьи несет на себе оттенок мистический и бесовский; оно повлияло на весь дальнейший путь России.
Это убийство открыло одну из самых трагических страниц в истории нашего государства, растянувшуюся на годы и десятилетия террора и преступлений, геноцида против собственного народа.
Пока наше общество не осознает весь трагизм, заключенный в гибели этих одиннадцати человек, нельзя успокаиваться и складывать оружие.
Пусть России, двигавшейся эволюционным путем к стабильности и процветанию, увязнув в крови невинных жертв (только ли этих, спросим мы?), замедлился и исказился.
Господь отошел от сынов своих, и тема богооставленности - прямо или косвенно - стала доминирующей в русской литературе.
Солдаты Железняка, растоптавшие в январе 1918 года кованым сапогом нарождающуюся русскую демократию, не подозревали, что готовят тем самым и свою погибель.
Пренебрежение демократией никому не сходит с рук. Маховик террора, раскрутившись на полную мощность, не мог не уничтожить и своих создателей.
Русский бунт, бессмысленный и беспощадный, смерчем пройдя над русской землей, не очистил общественную атмосферу, но лишь более сгустил ее.
Россия обратилась в полигон для Хама и Антихриста. Историческая вина большей части народа должна была получить заслуженную кару.
Вполне сбылось пророчество Хомякова о том, что народ, так же как и каждый человек, наказывается своими же грехами.
Что следует нам делать в нашем трудном, почти безнадежном положении, чтобы найти себе прощение у Господа - тогда, когда даже Ему прощать трудно?
Средь многих мер, первейшая: осознать преступность того преступного и бесовского пути, по коему пошел народ (своей ли волею или подчиняясь насилию) и, осознав это, покаяться и вернуться к началам и Заповедям Христовым.
Мне бы хотелось, чтобы в возводимом здании этого осознания и покаяния, лег хотя бы малым камнем и сей скромный труд.
Евгений Данилов
1. Ольга, Мария, Анастасия, Татьяна и отрок, божий раб Алексей... Нет, не посмеет забыть Россия Подло убитых своих детей! Чтоб шума не делать, кололи штыками, Потом бросали в огонь тела... Надо было не сердце иметь, а камень. И душу выжечь в себе дотла. Такие, не дрогнув, и Деву Марию Без колебаний подняли б на штык; Это нелюди просто, - глаза пустые; Биться сердце не смеет, немеет язык. Добавив туда ж четверых невинных, Чтоб лучше в воду спрятать концы - На трупы смотрели с наслажденьем звериным: Не осталось свидетелей, одни мертвецы. Не осталось свидетелей?! Нет уж, лжете - Невозможно Добро построить на Зле, На страданьях невинной, убиваемой плоти, В день тот колокол сам зазвонил в Кремле. И пронесся над Русью тот звон погребальный, Как призыв - к отмщенью, как призыв - не забыть. И в сердцах остался тот день печальный Как завет - всё запомнить и - не простить. 2. Лжете вы - остался один Свидетель: Это - мать-Россия, ее - что сильней? И осталась память о мертвых детях - Ведь забыть невозможно убитых детей... Их убивали не люди - звери; Без суда - просто так - пустили в расход; Верили в рай на земле? - Не верю. Эти Господу штык всадили б в живот. А у Ольги были глаза голубые, Она в стихи слагала слова; Нет, не могла их забыть Россия - Про то, что спаслись - ходила молва. Но не случился Иван Сусанин, И не сжалился добрый Бог. Все выжидал, он не ждал, крестьянин, Что и ему - подведут итог. Просто возничий неверно правил, В зенит не взлетел двуглавый орел. Нас одолели - в игре без правил Сотни бед и тысячи зол. И не случилось храброго мужа, Чтоб, стражу минуя, пришел и спас. Всё - всуе, и бесы над Русью кружат С тех пор, как последний их пробил час. 3. Бился напрасно Воин-Аника, В светлые дали нацелив взгляд, И понапрасну Иван Великий В ночь рассылал свой тяжкий набат. И не зашлась столица в восторге, Мир не настал в разоренной стране, К ним не явился Святой Георгий - С копием и на белом коне. Не поразил копием Дракона, Деву-Россию спасти не сумел. Из времени она доходят к нам стоны - Всех тех - кому лагерь или расстрел. С бойни строить начали «Царство Света», С тех пор и пошло, и не счесть смертей; В шестой части света - зимой и летом Распинают, о Боже, твоих детей. Говорю, а кого-то уже распяли, Помолюсь за него у старых икон; Всё стоит, не смолкает в черном подвале Жуткий сдавленный хрип и предсмертный стон. Я и сам по ступенькам того подвала Схожу неспешно в смертную стынь; В память вечную их, не колеблясь ни мало, Я хочу поминанье сказать: Аминь!.. 4. Аминь! Всем убитым, но и м и был начат Длинный список погибших во тьме лагерей, Список тот нескончаем, и сердце - плачет... Аминь! Руинам всех русских церквей! Аминь! Ждавшим казни в подвале черном, Всем заложникам, сгинувшим в застенках ЧеКа. Аминь! Всем посеянным, но не вызревшим зернам, Всем, кончавшим с собою нажатьем курка. Аминь! Всем погибшим потом, на фронте - Всем стихам, что избегнуть не сумели огня... Памяти горькой моей не троньте, Память - это то, что сильнее меня. Память, черная память - и жжет, и давит, Память, вечная память - меня сильней. Нет, Россия-мать, - она не оставит, Позабыть не сможет убитых детей! А княжна другая звалась Татьяна, Она любила танцы и смех, Звон шпор, разговор под сенью фонтана - Только их закололи штыками - всех. Пустили в расход такую эпоху, Такое время загнали в отвал; Снова вверив всю душу горькому вздоху, Я схожу по ступенькам в черный подвал. 5. Верю я - отольются им наши муки, Этот век пройдет как кошмарный сон; Из времен окаянных к нам тянутся руки - Молодых, неповинных, убиенных княжен. Вместе с ними там был наследник Престола, Отрок, тоже попавший в эту русскую жуть... Но и его с ухмылкой веселой Штыком ударили в самую грудь. Память, куда ж от нее мне деться, Разберись-ка, попробуй, где правда, где ложь? Что для этих безумцев слеза младенца, Если жизнь миллионов не ставят и в грош. Воспоминания в памяти бродят, Словно в дубовых бочках - вино. Это было не с нами - вроде, А если и с нами, то очень давно. Так давно, что можно уже не помнить, Так давно, что можно уже - забыть. Но объясните тогда - кого мне Обожествлять - и кого любить? Неужели же этих, похлебкой кровавой Накормивших до рвоты свою страну? Нет, можно найти в пределах державы Личность получше - и не одну... 6. Но, к сожалению, это - было, Словно желчь расходилась злость; В серых шинелишках встало быдло, Чтоб уничтожить белую кость. Чтоб уничтожить Правду и Веру, И обратить Божьи Храмы в дым; Чтоб заменить все оттенки - серым, А после - как бесы - сгинуть самим. Это словно было не здесь, а - где-то, Боже! Разве муки твои - зазря? | Бабий Яр, Треблинка, варшавское гетто, Колыма и сибирские лагеря - Всё заслонили и зачеркнули, И наша скорбь достает до звезд... Если стольких несчастных догнали пули, Если столько невинных взошло на крест? Ах, никак не отыщем мы, брат, спасенья - И выводы наши как жизнь горьки, И над собою я, полный веселья, - Слышу тот же голос - примкнуть штыки. Безверье и ненависть обуяли Народ наш. Нашел на умы столбняк. И нынче надобно покаянье, И очищенье. Иначе никак Не вылезти нам из ямы бездонной, Не очиститься от крови... Надо лишь возлюбить Законы, И приобщиться Христовой Любви! 7. Они любили смотреть парады, Когда шаг чеканил гвардейский полк, И примерять любили наряды - Так был к лицу им пан-бархат и шелк. Анна, Мария, Анастасия - Красавицы. Каждая- шеф полка. Не поспешила в свой срок Россия, И роковые пришли срока. На клавикордах играли гаммы, Любили Генделя и Рамо... Но пришел он, день судный, проклятый самый, Когда им от смерти пришло письмо. В домашнем театре играли пиесы, И верили в Бога, который не спас. Я вижу вас всех, молодые принцессы, Обернулся трагедией русский наш фарс. С тех пор и пошло - сплошная драма, Спрос на героев и на палачей; А Смерть - такая настырная Дама, Торопит играть, и кричит - «скорей!» Ах, память, память, куда же ты манишь, В какие бездны ведешь меня? Опять всю душу мою изранишь - Мучителен жар твоего огня. 8. Стояла Русь как скала во Вселенной, Надежда монархий, престолов оплот... Они не ждали грозы военной, И верили в свой богоносец-народ... Они просили у Бога, чтобы Дарить милосердие Он не отвык; Но, преисполнены дикой злобы, Убийцы в сердца их вонзили штык. Не знали, что ждут буераки да яры - Их, так часто пред Богом падавших ниц. Не знали, что будут сидеть комиссары На розовых пуфах в альковах цариц. Но Антихрист пришел - и единым ударом Трон высокий разрушил - Твой. Но полыхнул мировым пожаром Сполох выстрела над Невой. Они молились - спаси нас, Боже. Защити нас, Россия-мать... Но уже теснились пьяные рожи, Готовые грабить и убивать... 9. И в том черном подвале, средь жертв всех прочих, В венце из терний и алых роз - Стоит Отец наш, Всеблагий Отче, Всех грешных Спаситель, милосердный Христос. Стоят пророки, стоят поэты, Стоят воители и вожди - Не скрыты черными водами Леты, Кто - с петлей на шее, кто - с пулей в груди. Верили страстно в красивую сказку Про царство Любви и рай Земли; А обрели - железную ласку Топора палача и объятья петли. Так много было шума и звона, Так много веры и громких словес - А что получилось - сплошная зона, Где правит насилье, а веры - в обрез. 10. А что получилось - сплошная скука, Без цели, без веры и без руля; Скитанье в волнах, маята и мука Командой брошенного корабля. А что получилось на самом деле, Когда весть о «свободе» разнесли провода - Заиграл крысолов на волшебной свирели, И мыши пошли - неизвестно куда... И шли, и тонули, но орды новых Шагали бодро - только вперед. На смерть, и страданье, и муки готовы, Словно смерть их могла приблизить восход. К Вечному Счастью стремились мыши, Смерть обретая в водах реки. Дудочки голос стал глуше и тише, У многих из них - поседели виски. Единицы остались от прежних многих, (От рубля осталось два-три копья), Но с упорством прежним по старой дороге Зашагали весело сыновья; Забывая о том, что на этом свете Не укрыться за Счастьем - от бурь и бед; Что были отцы их наивны как дети, И что Вечного Счастья - на свете нет. И - страданьем своим заработав право Верить в то, что будет и клясть то, что прошло - Всё идут, чтобы посмертно кровавою славой И лавровым венком увенчать чело. С упорством, лучшей достойным доли, Пробивают в гранитном массиве тоннель - Сокрушая неволю - для новой неволи, Забывая, что главное - путь, а не цель. 12. И раз всё - для цели - у этого века, Для «Великой Цели», уходящей в туман - То отходит невольно жизнь человека, И сам человек - на задний план. Раз все силы тратятся на созиданье Храма Счастья, стремящегося в облака, То нетрудно забыть о строителях зданья, Что возводится на века. Но прочность дома зависит от почвы, На котором стоит он - и прочности стен.. Не очень-то прочно - проверено точно, Коль внизу трясина - почвы взамен. Только время еще нам воздаст сторицей, Этот век пройдет как кошмарный сон, И возгремит над белой столицей В назначенный срок - колокольный звон. |
май 1986 -март 1988 гг.
Москва-Тамбов-Алабино-Обнинск-Москва
Опубликовано в №2/2013 журнала "Голос Эпохи"
#РОВС #историяРоссии #Романовы #НиколайII #100летреволюции #убийствоцарскойсемьи #поэзия